Пушкарь - Страница 74

– Слава богу, живы! Мы уж тут истомились в неизвестности. Ну что там, было нападение?

– Было, отбили удачно, правда, четверых потеряли. А как тут у вас?

– Нормально, женщины отдыхают.

– Ну, веди.

Мы вышли на небольшую поляну. На хруст валежника выскочил второй охранник, но, увидев нас, успокоился. Женщины кинулись навстречу, Настя бросилась на грудь и, обняв за шею, начала горячо целовать, Мишенька вертелся рядом.

– Я так волновалась, любимый мой! Сердце прямо из груди выскакивало. Все ли целы?

– Четверых потеряли, пиратов побили всех, один только в плен попал.

– Ну, слава богу, мы тут все за вас молились, дошли, видно, наши молитвы до Бога.

– Хорошо, собирайтесь, пошли на судно, наверное, проголодались.

Нестройной толпою отправились на корабль. Довольные благополучным исходом женщины весело галдели, пытаясь у моих спутников выведать подробности нападения. Мои усталые попутчики лишь односложно отвечали. На судне бодрствовали лишь двое вахтенных, остальные крепко спали. Сказывалась передряга. С приходом женщин поднялась кутерьма, потухший было костер снова разгорелся. В лесу огня не разводили, питались скудно и всухомятку, теперь всем хотелось покушать горяченького. Обед прошел дружно и быстро. Тянуть с отплытием не стали, все засиделись, погрузившись, снова двинулись к Москве.

К вечеру только добрались до места стоянки разбойничьей ладьи. Раненый, к моему удивлению, был жив, ну и ладненько, выживет – сдам его в Разбойный приказ в Москве, будет свидетель и обвиняемый. Переночевали спокойно, но часовых я выставил больше, чем всегда.

С утра, снова собравшись втроем – Истома, Сидор и я, стали думать, что делать с ладьей. Можно было взять ее на буксир, но ладья больше ушкуя, ход сильно замедлится. Людей на два судна у нас не хватало. Приняли половинчатое решение – на ладью дать четырех человек, при попутном ветре пусть идут за нами под парусами, если ветра не будет, стоять будут оба судна, на весла сажать просто некого. На том и порешили. Поели, все женщины взошли на ушкуй, косо поглядывая на ладью.

Мы отошли на веслах от берега, за канат вытянув ладью на стремнину, дул легкий попутный ветер, паруса вяло надувались, и черепашьим ходом мы продолжили путь.

Лучше пусть так двигаться, все с каждым часом ближе к конечной цели. Оставшаяся часть пути прошла без неприятных происшествий, за три дня добрались до Москвы, подошли к знакомому причалу. Помогли пристать ладье. К судам подъехали на телегах мужики:

– Товар есть ли какой, купец, возить будем?

– Не купец я, товара нет, но возить будем.

– А сколько телег надобно?

– Да десяток телег по две-три ходки.

Мужики одобрительно закивали, один пешком побежал за подмогой. Женщины сошли на причал, забрав свои личные вещи, уселись на подводы. Я назвал адрес, и мы отправились в мой московский дом.

По приезде Анастасия показала прислуге их комнаты, кухарка с помощницей засуетились у плиты. Надо было кормить резко возросшее число обитателей дома. Я еще раз вернулся на суда, взяв с собой Сидора. Из трюма достали связанного пленного. Рана не кровила, пленный хоть был в сознании.

– Кто тебя послал?

Тать презрительно скривился, ничего не ответив. Мы погрузили его на телегу, уселись сами.

– В Разбойный приказ.

Возчик удивленно посмотрел на связанного пленного, сплюнул:

– Повесили бы его, да и все дела.

Ехать было недалеко. Разбойный приказ располагался в одной из башен Кремля. У дверей стояли двое охранников, загородивших мне дорогу:

– Кто таков, по какому делу?

– Лекарь Кожин, имею государево поручение, позови дьяка.

Один из охранников ушел внутрь башни и вернулся с дьяком, одетым в простую рубашку и штаны, страшноватого лицом.

– Кто звал?

Я шагнул вперед:

– Лекарь Кожин из Рязани, по государеву делу буду жить в Москве, с холопами и имуществом на корабле перебирался в Москву, напали разбойники, удалось отбиться, одного взяли в плен, по государеву указу привез его вам, в Разбойный приказ. Говорить, шельма, ничего не хочет.

– У нас не заговорит, запоет!

Кивнул на пленного:

– Этого в подвал.

Охранники резво подскочили к пленному, не церемонясь стащили его с телеги и поволокли в башню.

Дьяк пригласил:

– Зайди, лекарь, записать надо.

Мы зашли в маленькую комнатушку, в углу стоял стол, за которым сидел писарь, тоже, надо сказать, обличьем звероватым. По лицу сюда отбирают, что ли, их?

Я более подробно рассказал о нападении, слушали со вниманием, писарь быстро строчил на бумаге. В конце меня попросили перечислить свидетелей, в коих я перечислил всю команду, и дать свой московский адрес. Ну, прямо как менты.

После завершения официальной части дьяк пошел провожать, обещал известить о ходе дознания. А прощаясь, сказал:

– Добил бы сразу, нам работы меньше было бы.

– Узнать хочу, кто за ними стоит, не сами они напали – кто-то им подсказал, узнать хочу, кто главный!

Я развязал кошель и сыпанул ему в руку горсть серебра. Дьяк благосклонно кивнул:

– Узнаем, не сумневайся, все как есть узнаем, подойди дня через три.

Три дня пролетели в хлопотах. Обустройство на новом месте, налаживание быта. Приехал мой возок с Потапом, не надо было искать чужие повозки.

На следующий день я поехал в Кремль к монаху Гавриилу выяснить, нашлось ли здание для Аптекарского приказа. Монах встретил, как всегда, с отстраненным выражением лица, мы поздоровались.

– Здание подобрано. Поехали смотреть.

Сели в мой возок и поехали. Потап дороги не знал, Гавриил показывал.

Честно сказать, я Москву не знал, ни сегодняшнюю, ни тем более средневековую. Поворот следовал за поворотом, иногда вдали проблескивала то ли Москва-река, то ли Яуза.